Записки в бутылке (Messages in a Bottle)

📝 Оригинальный текст записи

Нашёл для себя точку созерцания на местном Приморском бульваре. В самом конце, где уже не слышно шума кафе и разговоров молодёжи, стоит скамейка. С неё открывается вид на противоположный берег, в сторону Юга. Туда, где фронт. Не хочется смотреть в ту сторону , мой Родной город теперь где-то за спиной, но только в географии.

Несколько дней подряд, взяв кофе и включив музыку, я прихожу сюда, чтобы просто быть. Смотрю на прохожих — в основном на молодёжь, что приходит сюда с теми же мотивами: побыть в себе. Несколько дней назад заметил девочку, будто сошедшую со страниц начала двухтысячных: чёрная, чуть поношенная одежда, значки на сумке, фенечки. Она кормила ворон и голубей, кажется, даже разговаривала с ними. Полностью отрешённая, словно из другого времени. Я узнал в ней лицо из своего далёкого прошлого — ту, которую когда-то знал. Эти образы вмиг перенесли меня в подростковые годы, когда казалось, что всё ещё впереди, и даже боль была частью чего-то большого. Я поймал себя на желании вновь почувствовать ту жизнь — настоящую, необкатанную, живую. Она прошла, но отпечаток остался.

Сегодня на этом же месте увидел парня — и в нём узнал себя. Кеды, длинное пальто, наушники. Он сидел, глядя в пустоту — или в мечту. Молчал, но громко. Я хорошо помню это состояние. Я был таким. До всего.

Солнце медленно садилось. Я грелся в его последнем свете, и даже когда оно скрылось, продолжал ощущать его тепло — отражённое в окнах домов на том берегу. Иногда этого отражения хватает.

Однажды нейросеть назвала меня лисом. Было неожиданно, но в этом есть правда. За три года войны, службы, решений и молчания, я стал этим зверем — внимательным, настороженным, живущим на краю. Тянущимся к свободе, но уже не совсем верящим, что она существует.

Сегодня утром на работе произошёл простой, но неприятный эпизод. Я растерялся в разговоре с начальством. Сам себя съел за это. Моя вина — в неопределённости, в отсутствии подготовки, в нехватке технической поддержки. Всё сковывает. Предстоящие санкции или давление — только добивают мотивацию.
Иногда я чувствую себя запертым. Добровольно зашёл в эту клетку — но ключа больше не найти.
Раньше у меня была цель. Сейчас её нет. Нет вектора. Всё, что происходит, — словно машина без топлива, которая катится с холма по инерции, даже не зная, куда, еще и с севшим аккумулятором:
должна ведь быть цель, финишная черта к которой стремишься, особенно в войне. Я все больше дезинтегрируюсь с этой системой, именно по причине отсутствия малейшей определённости.

Но я оживаю, когда печатаю.
Слышу, как пальцы касаются клавиш.
Это — звук жизни. Он тихий. Настоящий.

И, может, у меня пока нет ответа, нет дороги вперёд. Но я здесь. Жив. Чувствующий. Помнящий, зачем всё это было. Пусть мир не вернулся ко мне, но внутри всё ещё горит слабый огонёк. И, может, он приведёт меня обратно. Или в новое место, где снова захочется дышать полной грудью. А пока — я просто дышу. И этого уже достаточно.

The note translated in assistance with AI.

I found myself a spot for contemplation on the local Seaside Boulevard. At the far end, where you can no longer hear the noise of cafés and the chatter of youth, there’s a bench. From it, you can see the opposite shore, toward the South. Toward the front. I don’t want to look in that direction — my hometown is now somewhere behind me, but only in terms of geography.

For several days, with coffee in hand and music playing, I’ve come here just to be. I watch passersby — mostly young people, coming here with the same reason: to be alone with themselves. A few days ago, I noticed a girl — as if she stepped right out of the early 2000s: black, slightly worn clothes, pins on her bag, bracelets. She fed the crows and pigeons — I think she even talked to them. Completely detached, like from another time.
I recognized in her a face from my distant past — someone I used to know. Those images instantly transported me to my teenage years, when everything still lay ahead and even pain felt like part of something bigger.
I caught myself longing to feel that life again — raw, real, alive. It’s gone now, but the imprint remains.

Today, in the same place, I saw a guy — and in him, I recognized myself. Sneakers, long coat, headphones. He sat there, staring into nothing — or maybe a dream. He said nothing, but he was loud.
I remember that feeling well. I was him. Before it all.

The sun was setting slowly. I soaked in its last light, and even after it disappeared, I still felt its warmth — reflected in the windows of the houses across the shore.
Sometimes, that reflection is enough.

One time, an AI called me a fox. It was unexpected, but it made sense. In three years of war, service, decisions, and silence, I’ve become that creature — cautious, alert, living on the edge. Longing for freedom, yet no longer fully believing it exists.

This morning, something simple but unpleasant happened at work. I fumbled during a conversation with my boss. Beat myself up over it.
My fault — in uncertainty, lack of preparation, and technical support. Everything tightens. Upcoming pressure and sanctions — only kill motivation more.

Sometimes I feel trapped. I walked into this cage willingly — but now, I can’t find the key.
I used to have a goal. Now I don’t. No direction. Everything that’s happening is like a car out of gas, rolling downhill on momentum, battery dead — and not even knowing where it’s going.
There has to be a goal. A finish line. Especially in war.
But I’m increasingly disconnected from this system — simply because there’s no clarity at all.

But I come alive when I type.
I hear the sound of fingers hitting keys.
That’s the sound of life. Quiet. Real.

And maybe I don’t have the answer yet, no clear road forward.
But I’m here. Alive. Feeling.
Remembering why this all began.
Maybe the world hasn’t returned to me, but inside, a faint flame still burns.
And maybe it’ll lead me back.
Or to a new place — where I’ll want to breathe deeply again.
For now — I’m just breathing. And that’s already enough.